Арес 2 - Страница 41

Пробуждение не было приятным, но Виктор не отчаивался. Он изо всех сил старался забыть об удобных помещениях, где ему доводилось проживать ранее.

– Вставай, Рикста! – Антипов толкнул своего слугу предположительно в бок. Ни лица, ни каких-либо других частей паренька не было видно: он свернулся клубочком под одеялами.

– Вставай, вставай! – повторил Виктор, наблюдая за тем, как из его рта выходит легкий пар. – Приготовь тут все. Я сейчас помоюсь и вернусь, чтобы переодеться.

Слова возымели эффект. Рикста заворочался и высунул из-под одеял нос, покрытый небольшими веснушками.

– Холодно же, господин, – пробурчал он. – Как можно мыться-то? Вода не нагрета!

– Ничего, я как-нибудь. Когда я чист, моя совесть тоже чиста, – Антипов, в отличие от многих в замке, принимающих водные процедуры исключительно по вечерам, предпочитал это делать два раза в день. Самые знатные гости мылись в своих апартаментах, а остальные – в купальных бадьях, расположенных на первом этаже. Нужно было только заставить слуг натаскать туда воды.

Примерно через полчаса свежий и замерзший Виктор шел по каменному коридору. Он направлялся к жрецам, но специально вышел задолго до назначенной аудиенции, приглашение на которую ему вручил страж храма после охоты на арнепов. Антипов вовсе не был излишне торопливым и не собирался просиживать под дверью жрецов, ожидая, когда 'солнце поднимется над горизонтом', как говорилось в послании. Виктор просто-напросто намеревался заблудиться. Из стратегических соображений.

Он спустился по лестнице и свернул в первый же коридор на нижнем этаже. На этот раз его путь лежал в противоположную от купален сторону.

Идя по голому камню или по дорожкам, прислушиваясь к своим гулким шагам, Антипов вспоминал вчерашнее происшествие. Его мысли касались не столько выявленной удивительной способности наносить раны демонам (это он уже успел обдумать), сколько спасению жизни своего недруга ан-Котеа. Почему он так сделал? Отчего не притворился, что разжались руки? Ведь возможно без его участия Женар погиб бы или получил ранения, несовместимые с участием в турнире.

'Выходит, что я – добряк и гуманист, господин Толстой? – с недоумением думал Виктор. – Ну что мне стоило Женара не удержать и уронить? Одним врагом было бы меньше. Что-то я не замечал за собой раньше кротости и всепрощения… надо бы вообще в зеркало посмотреть. Вдруг надо мной нимб вырос? А это явный провал!'

Но, несмотря на иронию, Антипов сумел быстро разобраться в себе и в произошедшем. Конечно, он не стал гуманистом и не приобрел такое лишнее для воина качество, как терпимость к врагам, просто… любой человек, не будучи убийцей, убивает так, как может, и никак иначе.

Возьмем для примера домохозяйку. Тихую, безропотную женщину, тайно ненавидящую пьяницу и тирана мужа. Она ловко обращается с кухонным ножом, когда разделывает мясо или режет хлеб, но пустит ли нож в ход, если ее жизнь станет совсем невыносимой? Нет, вряд ли. К человеческой крови тяжело привыкнуть, а чтобы вонзить нож в тело, нужно это делать либо сгоряча, либо хладнокровно, другого пути нет. Поэтому бедная женщина выберет привычное оружие домохозяек – отраву. Если продолжить логический ряд, то можно легко установить, что отчаявшийся грабитель убьет кинжалом, благородный дворянин – мечом, истеричная сожительница – скандалом (медленное и ненадежное средство), а лесной разбойник – стрелой. И смешение тут невозможно. Дворянин не станет бить кинжалом в спину, грабитель не закатит скандал, а сожительница не выстрелит из лука. Иначе убийство будет выглядеть подлым, странным и, что хуже всего, неприличным.

Так и Виктор оказался неспособным на неприличный поступок. Он мог бы 'подставить' врага, обмануть, опозорить, прикончить в честном бою, разорить, переспать с его женой, поджечь дом, но все остальное противоречило высоким моральным убеждениям Антипова.

Представитель замка ан-Орреант свернул в нужном месте, прошел еще немного и оказался у дверей, к которым он и стремился. Прочная древесина, составляющая дверь, выглядела обычно, но почему-то чувства Виктора всколыхнулись, а в груди потеплело. Однако он не стал заниматься самоанализом, это было бы совсем некстати, а начал претворять в жизнь очередной виток своего плана.

– Сердце красавицы склонно к изменам и переменам…, – напел Антипов, оглядываясь по сторонам. Потом откашлялся и громко спросил, стараясь, чтобы голос шел к замочной скважине. – Если ли кто здесь? Господа, я заблудился! Мне нужно указать дорогу, господа!

За дверью послышалось какое-то шуршание. Потом все стихло, а через несколько секунд дверь медленно отворилась. Уже не было слышно скрипа, кто-то очень хорошо смазал петли.

– Госпожа Вирета, – поклонился Виктор. Доверенная дама графини была дворянкой как-никак. – Простите, что побеспокоил. Не думал, что здесь ваша комната. Просто заблудился и хотел спросить у кого-нибудь дорогу. Дело в том, что меня пригласили уважаемые жрецы…

Вирета доброжелательно улыбнулась. Вопреки обыкновению на ней было обычное коричневое платье с высоким пояском.

– Это не моя комната, господин ан-Орреант, – сказала она. – Не угодно ли войти?

Антипов смутился. Точнее, сделал вид, что смутился. Ему было отлично известно, чья это комната. Графини. Также Виктор уже досконально знал и о распорядке дня ее сиятельства. Ласана очень поздно ложилась, но вставала рано, еще до восхода. В это время она занималась хозяйственными делами вместе с доверенной дамой, а иногда и другими. Потом завтракала, гуляла или ездила верхом, обедала и ложилась спать. А просыпалась уже ближе к вечеру.